Маленький красный перчик

"Может ли мальчик дружить с девочкой?" - диспуты с такими названиями были очень популярны в школах советских времен. Я как раз учился в советской школе, и меня в девятом классе также занимал подобный вопрос - правда, в несколько иной модификации, а именно: "Может ли мальчик дружить с девочкой, если девочка - секретарь комитета комсомола школы, а мальчик - вовсе не комсомолец, а пионер-разбандяй?" Ну и легкую пикантность вопросу в данном случае придавал тот факт, что пионер-разбандяй и секретарь комитета комсомола школы регулярно занимались сексом после занятий. Разрешалось ли им при этом дружить, было ли у них на это моральное право - я не могу ответить до сих пор.>

Ленка, секретарь комитета комсомола школы, к своим комитетско-комсомольским делам относилась со всей серьезностью. Тогда, в советское время, никакое легкомыслие по этому поводу не допускалось. Ленка даже в самый интимный момент могла задать стереотипный вопрос: почему я до сих пор не вступил в комсомол - мол, я ее этим компрометирую. Мой стереотипный ответ, что никакой устав не запрещает секретарю комитета комсомола заниматься любовью с простым пионером, лишь бы они были разных полов, ее не удовлетворял, поэтому мне приходилось чем-нибудь отвлекать ее внимание от этой суровой проблемы - например, заорать во весь голос: "Ты посмотри, какой там за окном симпатичный птеродактиль летит!" - ну или упасть с кровати на пол и сделать вид, что я себе при этом сломал что-то очень существенное и весьма в данный момент нужное - Ленка тут же забывала о моем некомсомольском статусе.

Кстати, сексуальная жизнь у нас началась тоже на комсомольской почве. Нет, не во время совместного чтения произведения Ленина "Как нам реорганизовать Рабкрин", хотя такое извращение один раз тоже имело место - мы были большие затейники! А началось все перед отчетно-выборным собранием. Ленке нужно было отпечатать свой отчетный доклад на машинке - почему-то нельзя было представить его написанным от руки. Она на машинке печатать не умела, поэтому обратилась за помощью к классу - мол, кто сможет выполнить это ответственное задание. Ну, я и вызвался помочь, так как на машинке прилично печатал с детства - любил я это дело плюс еще с первого класса собственноручно ежемесячно выпускал газету из двух машинописных листов.

Однако выяснилось, что машинка, стоящая в Ленинской комнате, была сломана, поэтому нам с Ленкой пришлось ехать к ней домой. Правда, когда мы оказались у нее дома, оказалось, что никакой пишущей машинки там нет и не было никогда. Но Ленка объяснила, что рассчитывала на машинку соседки, коей, разумеется, дома не было, поэтому нам пришлось скрасить ожидание совместными поцелуями на диване, потому что раздельные поцелуи в то время были совершенно немодными.

Но, конечно, это быстрое сближение вовсе не означало, что у нас сразу случился секс. В советские времена мы, пионеры и комсомольцы, были вовсе не такие. Поцелуи при первом свидании - да, было дело, потому что скучно же слушать музыку просто так. А секс - он случился значительно позже. Фактически недели через две. Мы тогда с компанией сбежали с уроков на просмотр фильма "Влюблен по собственному желанию". Фильм, в общем-то, слабенький, но там есть гениальная фраза, которую произносит героиня, оказавшись в квартире у незнакомого мужика. Она эдак пафосно заявляет: "Считайте, что это уже случилось". Именно данную фразу после кино проорала Ленка, когда я в автобусе пытался ей объяснить, что на одних поцелуях в комсомол точно не уеду. Компания одноклассников, услышав это, захохотала, Ленка смутилась, но, как ни странно, в тот же день согласилась перейти к более близким отношениям - то ли не успела вовремя парировать активные наступательные действия, то ли действительно поняла, что секретарю комитета комсомола не к лицу какие-то пошлые поцелуйчики - пусть даже с пионером.

После этого мы вступили в обычную взрослую жизнь. С утра встречались в школе, сдуру садились за одну парту и там под столом руками хулиганили так, что если меня вдруг вызывали к доске, то приходилось быстренько ронять под стол заранее приготовленный дневник и лезть за ним, судорожно повторяя в голове какую-нибудь чушь вроде таблицы умножения, чтобы отвлечься и прийти в состояние, подходящее для выхода из-за парты.

После школы мы тут же отправлялись к Ленке - "делать уроки". Кстати, что характерно, переступив порог, мы вовсе не бросались в объятия, срывая одежду и сшибая со стен велосипеды, корыта и отрывные календари. Такая страсть встречается только в кино, а в обычной жизни любая девушка прекрасно понимает, что любимого, пусть он даже и пионер, сначала нужно покормить, иначе бензин может закончиться в самый неподходящий момент.

И правда, после пяти-шести уроков я приходил в настолько оголодавшее состояние, что, кроме еды, уже ни о чем думать не мог. Ленка один раз попробовала затащить меня в постель, минуя обед, но я сначала впился зубами в подушку, затем чуть не откусил ей ухо, а потом в самый пикантный момент начал спрашивать, не найдется ли у нее в холодильнике кусочка колбаски. Ленка при этом несколько неосмотрительно простонала, что, дескать, найдется, и меня тут же как ветром сдуло в сторону кухни, после чего Ленка потом со мной неделю не разговаривала. Правда, сексом мы все-таки продолжали заниматься, но молча. Однако обедом с того момента Ленка меня кормила железно. Понимала, что это в ее интересах.

У Ленки был весьма взрывной, а главное - очень переменчивый характер. Представьте себе мелодичный колокольчик, пылающую страстью кошечку, визгливую пилу и многозарядную гаубицу, стреляющую без предупреждения прямо в лоб, - и все это по очереди в течение дня. Причем в течение дня - это еще хорошо, потому что бывало, что и по очереди в течение часа. Что со мной сделает Ленка в следующий момент - нежно поцелует или устроит дикий скандал, - не знал никто, в том числе и сама Ленка. Поэтому я несколько раз вполне конкретно попадал впросак, не сумев угадать правильную последовательность действий. А тут еще приготовление обеда...

На борщ с пампушками и седло барана с трюфелями у Ленки терпения, разумеется, не хватало, поэтому обычно все разнообразие меню сводилось к двум блюдам: стандартные советские пельмени из красно-белой пачки или жареный цыпленок. Причем цыпленку секретарь комитета комсомола не позволяла разлеживаться на сковородке, и его обычно жарили так: пять минут на одной стороне под чугунной крышкой, пять минут на другой - после чего плоская тушка совершала красивый полет на мою тарелку, сопровождаемая восклицанием: "Серег, ну ешь уже быстрее, сколько можно?!!"

Я всегда ел быстро. Потому что знал: стоит затянуть обед чуть дольше, чем полагается по Ленкиным внутренним биологическим часам, - скандала не миновать. Один раз я так уже наобедался, хватило надолго. В тот жуткий день я почему-то решил съесть цыпленка не так, как полагалось, - разрывая его руками и объедая нежное недожаренное мясо с костей, - а с помощью ножа и вилки. Трудно сказать, какой гад научил меня так обращаться с жареной курятиной, но тем не менее это факт - я завел волынку со столовыми приборами и как-то упустил момент, когда редкие облачка, пробегающие по Ленкиному лицу, быстро собрались в грозовые тучи и накрыли весь перевал.

Озверевшая Ленка решила меня наказать, поэтому, после того как я все-таки отобедал и мы перешли в ее комнату, она села за стол и стала "готовить уроки". Ну, уроки так уроки. Я был такой теленок, что отнесся к этому совершенно нормально: подруга хочет делать уроки, не будем ей мешать. После чего взял магнитофон, сел на диван и стал слушать музыку, находясь в ожидании.

Не буду рассказывать, что было дальше. Скажу только, что магнитофон я с собой взял совершенно напрасно. Лучше бы он стоял где-нибудь в углу и не попадался Ленке под руку. Лучше бы я слушал умиротворяющую тишину подушки - от нее, по крайней мере, не остались бы такие заметные следы.

Но бывали в нашей пионерско-комсомольской жизни и более серьезные огорчения. Одно из них было связано с маленьким красным перчиком, и я его запомнил надолго...

Как-то раз, как обычно, приехали мы к Ленке домой после занятий. Ленка быстро принялась мучить цыпленка, а я болтался по кухне, изображая из себя "голодного самца". (Видели бы вы этого "самца": ледащий патлатый пионер в кошмарно ушитых - по тогдашней моде - школьных брюках.)

На стене кухни висело красивое ожерелье из маленьких красных перчиков. Собственно, оно там всегда висело, просто я в этот раз от скуки почему-то обратил на него внимание.

- О, перчики, - радостно сказал я. - Хочу перчик! - И с этими словами оторвал один из них, приготовившись кинуть его в рот.

Собственно, есть этот перчик я особо-то и не собирался. Я не очень люблю перчики, особенно когда они в полном одиночестве, а не в составе какого-нибудь питательного блюда. Но мне надо было обратить на себя Ленкино внимание, а то она так яростно возилась с этим цыпленком, что я чувствовал себя одиноким и покинутым.

Ленка, разумеется, пыталась меня предупредить и пробормотала что-то вроде: "Серег, не надо, он очень острый"... Но что значит простое "Не надо", когда мужику, хоть он и простой пионер, нужно было обратить на себя внимание любимой? "Не надо" делу не помогло. Ей необходимо было сделать какой-нибудь мощный отвлекающий маневр - хотя бы треснуть меня сковородкой, ну или попросить перевернуть цыпленка. Что-нибудь, но только не простое "Не надо"!

Ну и, разумеется, я, весьма довольный тем, что Ленка проявила заметный интерес к моей персоне, отхватил зубами половинку этого перчика. И, по-моему, даже успел два раза щелкнуть челюстями, прежде чем до меня дошло...

Скажу сразу, цыпленок в тот день как-то не понадобился. Потому что ровно через две секунды после того, как был разгрызен этот чертов перец, я превратился в воющий смерч, носящийся по квартире с раскрытым ртом, пытающийся зачерпнуть хоть немного воздуха, чтобы охладить это кошмарное жжение.

Передать, что творил этот перчик у меня во рту, просто невозможно. Он там выжег все до основания, как бомба с напалмом. Состояние при этом было просто дикое: с одной стороны, я понимал, что долго вытерпеть подобный кошмар не смогу по определению, а с другой - как это все прекратить, было непонятно. Поэтому я просто носился по квартире с раскрытым ртом, полный жгучей жалости к самому себе и жуткой ненависти ко всему человечеству, придумавшему такие подлые маленькие красные перчики.

Ленка, надо отдать ей должное, пыталась мне помочь. Она даже встала на моем пути со стаканом, чтобы попытаться охладить пожар во рту, но была тут же снесена, потому что я в этот момент не различал всякие мелкие предметы, попадающиеся на своем пути. Тогда Ленка попыталась сшибить меня подушкой, но также безуспешно - я снова унесся в даль, причем вместе с подушкой.

После этого Ленка сделала вполне правильную вещь: открыла дверь ванной и заманила меня туда подбадривающими нечленораздельными криками. В ванной я открыл кран с холодной водой и подключился к нему навсегда. Пить, к счастью, было не обязательно, нужно было просто устроить маленькую и очень холодную горную речку, протекающую через воспаленный рот, - у меня это получилось.

И тут мы оба потихоньку успокоились: холодная вода нестерпимое жжение переводила в разряд противных, но терпимых, да и Ленка облегченно вздохнула, когда по квартире перестало метаться неуправляемое торнадо.

Правда, минут через двадцать Ленка стала проявлять признаки определенного нетерпения. Ладно, что обед не состоялся, ну и черт с ним. Но через пару часов должна была прийти мама, и чем дальше, тем меньше времени оставалось на наши традиционные утехи. Ведь в школьном возрасте нас мало тревожили какие-то остальные проблемы, кроме прихода родителей, и мы занимались сексом с чувством, с толком и с расстановкой. Провести четыре-пять часов в постели - было обычным делом. А уж два часа - это был минимум миниморум, ради которого имело хоть какой-то смысл затевать подобное развлечение.

Между тем я наглухо слился с краном в ванной и отрываться от него, по-видимому, не собирался. Осторожные Ленкины намеки на то, что, может, уже пора прекратить водные процедуры, потому что последние остатки перчика бурные воды уже давно унесли в Мировой океан, видимого эффекта не возымели. Я не мог оторваться от крана - он мне в тот момент был слишком дорог. И еще я хорошо помнил, что такое остаться без воды посреди коридора, один на один с обожженным ртом.

Но Ленка не зря была комсомольским вожаком. Ей было наплевать, кого именно будоражить на подвиги: школьную комсу или сдуру сожравшего перчик пионера. Поэтому она сделала гениальную вещь: достала из морозилки кубики льда, положила их в марлю, сотворив нечто вроде небольшого кляпа, после чего оторвала меня от крана и засунула этот кляп мне в рот.

Что интересно, кляп помог. Кубики льда даже эффективнее воды снижали болевые ощущения, поэтому Ленка сумела вывести меня из ванной, раздеть и уложить в постель. На всякий случай она привязала мои руки полотенцем к спинке кровати - потому что временами мне казалось, что лед растаял, и я в ужасе порывался вскочить и снова вернуться в ванную комнату.

Секс, кстати, тогда получился - всем сексам секс. Я за ним, правда, особо-то не следил, потому что был занят ощущениями во рту, но Ленке, как она сама потом рассказывала, понравилось необычайно. Видимо, я, привязанный к кровати и с кляпом во рту, рождал у нее весьма острые ощущения настоящего комсомольского доминирования над пионерией.

Значительно позже мы выяснили, что многие люди занимаются подобными вещами безо всяких перчиков - просто из любви к искусству, но Ленке потом ни разу не удалось заставить меня повторить этот эксперимент: с того случая любое связывание и кляпы прочно ассоциировались у меня со жгучей болью во рту, и я был категорически против подобных развлечений, хотя она и настаивала...

В итоге прошло совсем немного времени, и наши пути-дорожки с ней разошлись. И даже тот факт, что я в конце концов вступил в комсомол, не смог нас снова сблизить. А все из-за этого чертового перчика. Кто же знал, что маленький красный перчик может полностью изменить судьбы двух людей...

***