Свадебное путешествие Лелика: Прощание со Светкой
После этого все трое стали прислушиваться к своим внутренним ощущениям.
- А что, - осторожно сказал Лелик через пару минут, окончательно разобравшись со своими впечатлениями, - прикольно. И правда - с пивом классно. Шнапс этот все-таки какой-то непривычный. А пиво его так классно лакирует, что потом от шнапса остается только какое-то мимолетное, но приятное воспоминание.
- Как мимолетное виденье, - процитировал Макс, - как гений чистой красоты.
- Макс, - пристыдил друга Лелик, - я понимаю, что Пушкину - двести, но он все-таки писал эти стихи не о шнапсе. А об этой, как ее... Что-то там с кернингом было связано, короче говоря.
- Как двести? - ахнула Светка. - Пушкину уже двести?!!
- Да, Светик, - подтвердил Лелик. - Пушкину двести. И больше ему не наливать. Пропустила ты все главные новости из культурной жизни столицы со своей неметчиной...
- Раз двести - это надо отметить, - рассудительно, хотя и слегка нетвердым голосом сказала Светка. - В конце концов, в жизни товарища Пушкина не каждый раз такие важные даты бывают. Макс, что сидишь, как в гостях? Наливай!
- Вот это правильный вывод, одобряю, - обрадовался Макс. - Я тоже предлагаю вернуться к разговору о высоком - то есть о шнапсе. А то Лелик сейчас как заведется со своей поэзией - кранты всему живому.
- Ты ему просто завидуешь, - объяснила Светка. - Лелик - настоящий поэт. Он мне еще в школе стихи посвящал - того же Пушкина, например.
Лелик поперхнулся, после чего с укором посмотрел на подругу.
- Очень мне обидные эти слова ваши, - сказал он с горечью. - Никогда я тебе стихи Пушкина не посвящал, никогда! Я всегда сам писал!
- Точно помню, - бессердечно сказала Светка, - что ты мне посвятил какое-то потрясающее стихотворение, а потом, года через три, выяснилось, что оно вовсе не твое.
- Да, было дело, - признался Лелик. - Но стихотворение было на английском. Уильяма Блейка. Я и представить не мог, что ты его за мое примешь. Оно же на английском.
- Да-да, - вступил в разговор Макс. - Пушкин на английском точно не писал. Он писал на французском. Описывал ощущения французских войск во время отхода из Москвы.
- Это ты про "земля тряслась, как наши груди"? - уточнил Лелик.
- Да, - ответил Макс. - Именно про этот чертов стриптиз.
- Вынужден тебя огорчить, - холодно заметил Лелик. - Это не Пушкин.
- Естественный фон, не Пушкин, - безразлично ответил Макс. - Это Наполеон пытался взять Москву-матушку нахрапом, а не старина Пушкин. Но нашу Москву нахрапом не возьмешь. Кто к нам с нахрапом придет, того межмуниципальный совет в Филях и приговорит к чертовой матери. Лет на десять с конфискацией.
- Я имею в виду, - продолжал объяснять Лелик, - что стихотворение написал не Пушкин.
- Ну, не Пушкин. Значит, друг его ближайший, какой-нибудь Гуагуин, - так же безразлично ответил Макс. - Какая разница? Все равно им всем двести. Полный хлам.
- Да как ты смеешь такие вещи говорить о великих поэтах?!! - вскипел Лелик, который решил вступиться за коллег.
- Жить, Леха, - назидательно сказал Макс, - нужно настоящим. Что нам эти стихоплеты древности, у которых груди тряслись между кернинговых пар? Все это давно быльем поросло. Жить нужно современной поэзией. Созвучной нашей эпохе. Вот скажи, у тебя же было стихотворение о чем-нибудь современном?
- Было, - подтвердил Лелик. - Я вообще пишу только о современном.
- Ну вот! - обрадовался Макс. - Значит, любить и обсуждать нужно тебя, поэта современности. А не этих замшелых рифмовщиков. Они не созвучны нашей эпохе. А ты, Лелик, созвучен. Прочитай что-нибудь современное! Созвучное!
Тут Светка, Славик и Макс дружно зааплодировали. Лелик польщенно потупился.
- Ну, - довольно жмурясь, сказал он, - разве что-нибудь маленькое. Из раннего...
- Из неизданного, - подсказала Светка.
- У него все неизданное, - заметил Макс.
- Гонишь! - мгновенно вскипел Лелик. - В "Учительской газете" напечатали мое антивоенное стихотворение про коровок и розочки!
- Пардон, мэтр, - извинился Макс. - Простите, что был к вам несправедлив. Просто я считал, что настоящий поэт - он не публикуется.
- Это как? - заинтересовался Лелик.
- Очень просто, - объяснил Макс. - Есть же старая теория о том, что только голодный творец может выдать что-нибудь по-настоящему прекрасное. Недаром все великие при жизни влачили жалкое существование и умирали в нищете. Слава ждала их только после смерти. И это закономерно! Ты вспомни, Лелик, исторические примеры!
- Вспомнил, - с готовностью откликнулся Лелик. - Рембрандт, например. Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.
Макс задумался на мгновенье.
- Нет, - сказал он. - Ты другой какой-нибудь пример приведи. Скульптора, например.
- Бенвенуто Челлини, - предложил Лелик. - Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.
Макс снова задумался.
- Нет, - потребовал он, - давай какого-нибудь композитора. Они все умирали молодыми и нищими.
- Мендельсон, - предложил Лелик. - Феликс Мендельсон-Бартольди.
- О, - обрадовался Макс. - Несчастный человек. Написал прекрасный свадебный марш, и теперь это божественное произведение каждый день в сотнях стран убивают своими кривыми ручками подрабатывающие студенты музыкальных заведений. Жуткая судьба, тут ты прав...
- Ну, - небрежно заметил Лелик, - я бы не сказал, что он был так уж несчастен. Богатый человек, отличные заказы...
- Признание общества, - вставила Светка.
- Точно, - кивнул Лелик. - Плюс жена - первая красавица Европы. Прям завидно. Богат, знаменит, обласкан критиками, красавица жена щебечет на кухне, а кроме того, пописывал свои произведения с чашкой лучшего венского кофе в руках. Мне бы так.
- Ты нарочно приводишь совершенно нехарактерные примеры, - скривился Макс.
- Да почему же? - вежливо ответил Лелик. - Ну, давай возьмем кого-нибудь из современности. Композитора Эндрю Ллойда Уэббера, например.
- А он что? - заинтересовался Макс.
- Практически самый богатый композитор в мире, - небрежно ответил Лелик, - заодно и рыцарь Британской короны. Это, так сказать, в знак признания высшего общества...
- Ужасно, - с отвращением сказал Макс. - Ты рушишь мне всю стройную теорию. Я-то думал, что если тебя поставить в соответствующие условия, то в результате родится какая-нибудь потрясающая поэма...
- Не выйдет, - вдруг сказал Славик.
- Это почему? - поинтересовался Макс.
- Мы уже пробовали, - объяснил Славик. - Кредитку у него сперли? Сперли. Лелик сразу обнищал. Кроме того, в тот день он еще толком не поел, мучая себя какими-то салатами. Так что он был и нищ, и голоден. И что родил? Только рифму "Макс - мудак", когда нас костерил за кредитку. А это не самая лучшая рифма на свете, точно говорю...
И Славик глубокомысленно отхлебнул пива из стакана.
- Значит, - подытожила Светка, - нужно действовать по-другому. Раз Лелик не выдает шедевры в голоде и нищете, тогда его следует сделать очень богатым - может, хоть это повлияет.
- Светик, - растрогался Лелик, - я знал, что старая любовь - она не ржавеет.
- За мной не заржавеет, факт, - подтвердила Светка.
- Предлагаю за это выпить, - встрял Макс. - А то у меня эти беседы о высоком вызвали жуткую жажду.
- Давайте выпьем за Лелика, - предложила Светка. - Все-таки он - талант! По крайней мере, потенциально. А когда разбогатеет, то вообще поразит мир великими шедеврами. Я верю в это!
- Мы тоже верим, - согласился Макс, разливая шнапс по рюмкам. - В смысле, в шедевры верим. Но я все-таки настаиваю на своем определении наилучшего окружения для таланта...
- Макс, да хватит гнать-то со своими окружениями! - Лелик возмутился так, что даже слегка расплескал протянутую ему рюмку. - Вот ты у нас - яркий пример! Денег нет, питаешься черт знает чем! Ну и где твои шедевры?
- Сначала выпьем за Лелика, - попыталась предотвратить скандал Светка, протянув свою рюмку.
Все чокнулись, выпили шнапс и запили его пивом.
- Ну так и где твои шедевры?!! - снова ринулся в бой Лелик.
- Мои шедевры - в газете, которую я представляю, - с высокомерным достоинством ответил Макс.
- Что ты называешь шедеврами? - раскипятился Лелик. - Свои околополитические статьи? Все эти "горнила власти" в "коридорах власти", сопровождаемые шедевральным "политическим заказом"?
- Да, - кротко, но убежденно ответил Макс. - Именно это. Еженедельные шедевры - по-другому и не назвать. Понятно, что ты не въезжаешь. Вам, поэтам-надомникам, неведом суровый журналистский труд. Вы же своими виршами денег не зарабатываете, да и кто вам за них заплатит... Хотел бы я так жить: пришел домой с работы, выпил коньяка, сел за стол и написал дюжину строчек из серии: "Меня ты вдупель полюбила, а я тебя - вот ни фига!" А потом валяешься на диване и тащишься от собственной крутости...
Тут Макс схватил бутылку, налил себе еще рюмку и залпом ее выпил, причем в полном одиночестве.
- Так вот, - продолжил он окрепшим голосом. - И это ты называешь творчеством?!! Десяток листочков с какими-то сопливыми виршами?!! А ты попробуй поработать журналистом, который этим деньги зарабатывает!
- Этим зарабатывают проститутки, - поправил Лелик.
- И даже не этим, а этой, - уточнил Славик.
- Журналисты этим тоже зарабатывают, - вставила свои две копейки Светка, - причем постоянно.
- Я имею в виду, - не дал себя сбить с толку Макс, - статьи! Мы зарабатываем на жизнь статьями. Причем заметь, Лелик, это тебе не под настроение после коньячка десяток строчек вскипятить на бумаге.
- "Вскипятить на бумаге" - классная фраза, - восхитилась Светка. Лелик ревниво посмотрел на подругу.
- У нас каждая статья - как искупление, как трубный зов! - разбушевался Макс.
- Во-во, - небрежно заметил Лелик. - Как в том анекдоте: меня долбит, а я кошу...
- В каком смысле? - неприятным голосом осведомился Макс.
- В прямом, - объяснил Лелик. - Какое это творчество? Чистое ремесленничество, причем низкопробное. Ты же сам в этом и признался. Нужно статью накорябать, чтобы денег срубить, - вот и пишешь всякую фигню на темы, которые у тебя вызывают омерзение. В подобном занятии творчества - ровно столько же, сколько у ассенизатора, который ежедневно выкачивает сам знаешь что сам знаешь откуда. То есть пафоса-то созидательного труда - сколько угодно, тут я не спорю. Но творчество... Макс, не тебе говорить о творчестве. Не вашему брату, журналисту.
- В моем лице, - торжественно сказал Макс, - ты сейчас оскорбил целую профессию.
- Да, - скромно ответил Лелик, - именно такую великую цель я перед собой и ставил.
- Профессию, - повысил голос Макс, - которая жертвует собой во имя мира во всем мире!
- О, - обрадовался Лелик, - еще один характерный пример! Сразу заговорил сплошными жуткими штампами. Лично я вообще считаю, что всех этих журналюг надо убивать на месте, - раздухарился Лелик. - Стервятники они!
- Ах, так? - задохнулся от возмущения Макс.
- Не обязательно так, - любезно ответил Лелик. - Можно и по-другому. Убивать журналистов нужно различными методами. Разнообразными. Причем обязательно - при большом скоплении народу. На потеху толпе.
- На потеху римской черни, - величественно прокомментировал Макс.
- О, я знал, что ты это скажешь, - обрадовался Лелик. - Очередной пошлейший штамп. Кстати, берущий свое начало еще из древних веков.
- Убивать надо всяких поэтишек, - сказал Макс.
- Плохой ответ, - сказал Лелик. - Садись, два. Ты у меня спер эту идею. Вы, журналисты, своих идей вообще не имеете. Вечно все прете у нас, поэтов.
- Ребят, ребят, - попыталась вмешаться Светка. - Может, еще шнапсику?
- Не обращай внимания, - посоветовал ей Славик. - Они вечно препираются по этому поводу. Все равно не подерутся.
- Нет, я так этого не оставлю, - холодно сказал Макс. - Требую сатисфакции.
- I can't get no satisfaction! - завыл вдруг Лелик на всю площадь.
- Не в этом смысле, - объяснил Макс. - Литературная дуэль. Пусть Светка даст задание, мы его выполним, а потом она скажет, кто из нас талантливее.
- Договорились, - быстро сказала Светка. - Даю задание - быстро выпить шнапса и запить его пивом. Макс, разливай!
Макс попытался было объяснить, что он совсем не это имел в виду, но Светка не слушала никаких возражений, поэтому Макс разлил остатки из бутылки по рюмкам, все чокнулись и выпили...
- Все, - сказала Светка, тяжело поставив стакан с пивом на стол. - Хорошенького понемножку. Германию поругали, об искусстве поговорили, бутылку шнапса приговорили. Вечер, как я считаю, удался. Пора уже и честь знать.
- Светик, подожди, - взмолился Лелик. - Мы же только начали.
- Лех, - призналась Светка. - Не скрою, мне очень интересно слушать ваши пикировки, но уже, честное слово, пора домой. Ты просто Вадика не знаешь. Фашист, чистый фашист! Если я вернусь домой позже одиннадцати, он мне такие застенки гестапо устроит, что и дюжина Штирлицев не поможет. Кроме того, я вся пьяная к черту. Напоили девушку, гады, - и Светка безнадежно махнула рукой.
- А я-то надеялся, - печально сказал Лелик, - что мы поболтаем...
Светка с интересом посмотрела на него.
- Слушай, - спросила она, - а мы тут, по-твоему, чем последние три часа занимаемся? На волынке играем?
- Ну, я имел в виду... - начал было Лелик, но потом замолчал, потому что забыл, что именно он имел в виду.
- Все, парни, ползем по хатам, - сказала Светка, тяжело вставая из-за стола и делая знак официантам, чтобы те принесли счет.
- Да, нам пора, - согласился Макс, после чего допил свое пиво, чтобы добро не пропадало, и тоже вскочил из-за стола.
Славик, повинуясь общему порыву, также поднялся, и они все трое направились куда-то в сторону.
- Эй, - спросил их Лелик. - А я?
- Тебе сейчас счет принесут, - объяснил Макс. - А мы пока прогуляемся.
Лелик скривился, но крыть, как говорится, было нечем...
- Сколько они за этот шнапс содрали - ужас просто, - пробурчал Лелик, догнав друзей, которые неторопливо прогуливались по площади.
- Ну, так я и говорила, - обрадовалась Светка, - что хороший шнапс должен быть дорогим. Значит, все правильно.
- Да, все правильно, - с горечью подтвердил Лелик.
- А шнапсик, кстати, был вполне пристойный, - заметил Макс. - Ничего так себе шнапсик...
- Я попрошу не оскорблять этот благородный напиток, стоящий целое состояние, пошлым словом "шнапсик", - возмутился Лелик. - Это шнапс, а не шнапсик. Благородный напиток, между прочим. Макс, ты вообще в курсе, что пил благородный напиток? Должен быть в курсе. То-то тебя на журналистские разговоры повело. От всякого гнусного пойла ты обычно становишься слезлив и рассказываешь историю про белокурую блондинку с большой грудью, которая тебя кинула.
- Что за история? - заинтересовалась Светка. - У блондинки потом на плече обнаружилось клеймо, что ли?
- Да нет, - сказал Макс, - это совсем другая история. Но я сейчас не расположен ее рассказывать. Не тот момент. Нет интима в окружающей обстановке. Рассказывать эту прекрасную и возвышенную историю, расхаживая по площади, - это просто кощунство. Но мы можем, например, пойти к нам в лобби-бар, и тогда, вполне возможно, обстановка станет достаточно интимной...
- Нет уж, - решительно ответила Светка. - На сегодня, пожалуй, хватит. Все, парни, прощайте, вон такси стоит. Машину придется на парковке оставить, хотя это будет стоить целое состояние. Но я не в состоянии ее вести даже под угрозой потери состояния.
- Светка, рад был тебя повидать, - сказал Макс и полез целоваться в щечку.
Славик, который познакомился со Светкой всего четыре часа назад, ограничился вежливым полупоклоном, в момент исполнения которого его заметно повело в сторону. После этого они вдвоем даже без красноречивых взглядов Лелика направились в сторону отеля, чтобы дать другу возможность попрощаться со Светкой наедине.
- Ну, - сказал Лелик подруге, толком не зная, что сказать, - было очень приятно с тобой повидаться. Честно.
- Мне тоже, Лех, - ответила Светка, причем, как показалось Лелику, вполне искренне. - Прекрасно посидели, честно. Я просто душой отдохнула. Мне здесь очень не хватает вот таких вот посиделок с нашими. И, - добавила Светка, переводя взгляд на асфальт, - я по тебе действительно очень скучаю. Правда.
Лелик совсем растерялся.
- Жалко, - продолжила Светка, - что у нас нет времени поболтать вдвоем, но я понимаю, что так получилось. В следующий раз будешь в наших краях - позвони обязательно, ладно?
- Ну, - промямлил Лелик, - конечно. Я по тебе тоже очень скучаю.
- Я знаю, - кивнула Светка. - Все, пока, мне правда надо бежать.
Она быстро поцеловала Лелика в губы, растрепала ему волосы, как любила делать в далекие школьные времена, и быстро пошла к такси, стоящему неподалеку. Лелик посмотрел, как подруга села в машину, подождал, пока автомобиль не скрылся за поворотом, после чего медленно направился в сторону отеля.